РУССКАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ КАК ОБЪЕКТ МЕТАЛИНГВИСТИКИ

Полный текст

Введение Исследовательское поле современной лингвистики представлено несколькими направлениями, сфокусированными на определенном объекте: на языковой личности, языковом сознании, языковой картине мира и на языковой коммуникации. Параллельно развиваются психолингвистика, лингвокультурология, когнитивная лингвистика, лингводидактика, социолингвистика и другие смежные с лингвистикой науки, которые в совокупности образуют металингвистическую область, нацеленную на изучение языковой личности, ее языка и культуры. В этой связи заметим, что понятие металингвистики вошло в русский научный дискурс вместе с работой М.М. Бахтина «Проблема текста» (1959-1960 гг.), в которой он ссылался на книгу Б. Уорфа, вышедшую в 1952 г. (Whorf B. Collected Papers on Metalinguistics) [1. С. 642]. Но интерес к данной проблематике возник у Бахтина существенно раньше, в 20-е гг. прошлого века, когда стало ясно, что анализ текста существенно раздвигает рамки филологии и вторгается в психологию и философию. Сначала избранный подход был назван автором «опытом философского анализа», а позднее - металингвистикой, которая опирается на целостное взаимодействие гуманитарных наук. А с выходом в свет книги Ю.Н. Караулова «Русский язык и языковая личность» стало очевидным, что «языковая личность - вот та сквозная тема, которая пронизывает все аспекты изучения языка и одновременно разрушает границы между дисциплинами, изучающими человека вне его языка» [2. С. 3]. 1. Металингвистический подход и моделирование языковой личности Следуя за М.М. Бахтиным, положим в основу рассматриваемой исследовательской парадигмы такие гуманитарные науки, как психология, изучающая языковое сознание, лингвистика, предметом которой являются язык, речь, дискурс, и онтология, исследующая культурно обусловленные сущностные основы бытия. Представим данную линейную триаду (психология - лингвистика - онтология) в виде равностороннего треугольника (рис. 1), наметив тем самым основные направления в изучении априорных условий существования языковой личности1. психология лингвистика онтология Рис. 1. Линейная триада психология - лингвистика - онтология Построим на этом треугольнике как на основании пирамиду-тетраэдр (модель 1-го порядка) (рис. 2). Тогда ее боковые грани могут рассматриваться как психологическое (1), лингвистическое (2) и онтологическое (3) направления в анализе языковой личности. Рис. 2. Модель 1-го порядка Более обстоятельное рассмотрение языковой личности и ее бытия в заданных научных направлениях требует выделения в них основных аспектов, которые также могут быть представлены как целостные триединства (рис. 3). Психология (1) изучает бытийный (1.1), рефлексивный (1.2) и духовный (1.3) аспекты сознания [4; 12. С. 111 и след.]. Лингвистика (2) анализирует речь (2.1), язык (2.2) и дискурс (2.3). Онтология (3) исследует наивные (3.1), философские (3.2) и духовные (3.3) представления. Рис. 3. Модель 2-го порядка Далее перед исследователем открывается перспектива детального рассмотрения и анализа 9 вышеназванных аспектов, каждый из которых также представляет собой триединство составляющих его планов (рис. 4). 1. Бытийный аспект включает чувственный опыт восприятия образов (1.1.1), опыт деятельности (1.1.2) и эмоциональный опыт (1.1.3). 2. Рефлексивный аспект - значение (опыт общественной практики) (1.2.1), смысл (опыт личностной практики) (1.2.2) и символ (опыт культурной практики) (1.2.3). 3. Духовный аспект - «Я - будущее» (1.3.1), «Я - должное», «Я - идеальное» (1.3.3) [4. С. 153]. 1. Речь вбирает в себя мотивационно-целевой (2.1.1), собственно речевой (2.1.2) и контролирующий (2.1.3) планы [5. С. 26]. 2. Язык - семантику (2.2.1), синтактику (2.2.2) и прагматику (2.2.3) [6. С. 3]. 3. Дискурс (2.3) - взаимодействие интенционального (2.3.1), когнитивно-коммуникативного (2.3.2) и аксиологического планов (2.3.3). 4. Наивные этические представления объединяют натуралистически-родовые (3.1.1), каритативные (3.1.2) и ритуалистические (3.1.3) ориентиры должного поведения [7. С. 78-85]. 5. Философские представления - этическое учение о принятии «иного» (3.2.1), о нравственных принципах (3.2.2) и о свободе воли (3.2.3). 6. Вероучительные представления - заповеди отношения к самому себе (3.3.1), к ближнему (3.3.2) и к Богу (3.3.3). Рис. 4. Модель 3-го порядка Разработанная модель требует уточнения. Но она приближает к изучению «структурных черт общерусского языкового типа» (Ю.Н. Караулов) как целостности, раскрывающейся при опоре на методологию триединства. Действительно, каждая из трех сторон исходной модели (модель 1-го порядка) предстает как триединство взаимодействующих в ней аспектов (модель 2-го порядка), а каждый из этих аспектов - как триединство составляющих его планов (модель 3-го порядка). Тем самым модельно-репрезентативная система передает идею саморазвития и целостности русской языковой личности. При этом в модели проявляется принцип самоподобия, или принцип фрактальности, когда часть в определенном смысле уподобляется целому. Таким образом, избранная призма рассмотрения делает возможным анализ отдельного фрактала в составе целого. Предложенный способ моделирования представляет собой логический переход от преимущественно эмпирического изучения языковой личности к ее теоретическому осмыслению. Открывающиеся при этом перспективы позволяют с большей полнотой рассмотреть «диалогические отношения» (М.М. Бахтин) между носителями различных языков и культур, поскольку принимаются во внимание их этнопсихолингвистический и социокультурный опыт, а также экзистенциальноонтологические особенности бытия. Ведь «свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен» [8. C. 39]. Неудивительно, что «вхождение» в мир другой лингвокультуры вызывает значительные трудности, которые далеко не всегда преодолеваются при переводе с языка оригинала на родной язык. Это объясняется тем, что «оязыковление - это результат культурной интерпретации самих фрагментов действительности с целью выразить свое отношение к ним - ценностное и эмоционально значимое» [9. С. 82], а следовательно, требующее дополнительных усилий для их понимания инофоном. И здесь перед нами встает целый ряд вопросов. Возможно ли благодаря переводу достичь полного взаимопонимания между представителями одной индоевропейской языковой семьи, например, носителями русской и греческой лингвокультур? А между носителями таких родственных языков, как белорусский, русский, украинский или польский? Каковы современные подходы, призванные обеспечить высокий уровень межкультурного взаимодействия? В поисках ответа рассмотрим русский концепт «судьба» и греческие концепты «μοιρα» и «τυχη» как ключевые универсалии культуры, которые уходят корнями в эпоху распада родоплеменных отношений, когда формировались самобытные культуры и складывались представления о предопределенности жизненного пути. 2. Русский концепт «судьба» и его семантический потенциал В древнерусском языке лексемы судьба и суд, известные с XI в., восходят к индоевропейскому корню *dhē‘устанавливать в бытии (о богах)’ и индоевропейской приставке *som‘c, вместе с; от, в продолжение’, от сложения которых возникла лексема суд [10. С. 216; 11. С. 299]. Присутствие в этих словах сем ‘божьего суда’ и ‘приговора небесных сил’ свидетельствует об их сакральной природе и сопутствующих экзистенциальных переживаниях (‘суд богов’), которые характерны для называющего и религиозно-мифологического сознания (Г.Г. Шпет)2 языковой личности. Ориентируясь по звездам, охотники и оленеводы соотносили созвездия, известные нам как Большая и Малая Медведицы, с рогатой матерью-оленихой и ее дочерью, которые почитались Hебесными Хозяйками миpа3. Со временем зооморфные образы женщин-олених, возникшие в архаичном мифомышлении, превратились в антропоморфных Рожаниц. Так, Азбуковник XVII в. Памвы Берынды и Паисьевский сборник XIV в., «приписывая рожаницам влияние на рождение, характер и счастье человека, вместе с тем указывают, что эти мифические девы стояли в таинственной связи со звездами» [13. С. 506-507]. В итоге устойчивые образные ассоциации звезд с судьбой стали неотъемлемой частью русской языковой картины мира и «культурной памяти». В этом контексте примечательны следующие фразеологизмы: родиться под счастливой / несчастливой звездой; верить в свою звезду; у каждого своя планида; звезды (не) сошлись; звезды с неба хватать / звезд с неба не хватать; путеводная звезда; звездный час; счастливая / несчастливая звезда (планида). Данная ассоциация присутствует и в русской поэзии. В качестве примера сошлемся на романс П. Булахова на слова В. Чуевского «Гори, гори, моя звезда», «Песню о звездах» В. Высоцкого, а также на связанные со звездами поэтические образы: «записи судеб» (Н. Гумилев), «вещания звезд», «руны небесные» (А. Блок), «начертанья звездных рун» (Ф. Сологуб) и др. [14. С. 207]. Постепенно мифологема судьбы и возникшие на ее основе концепты сформировали сакральное, экзистенциально и эмоционально заряженное поле, которое сохраняло свою идентичность в силу «этимологической памяти слова» (Ю.Д. Апресян), центрированной на семе ‘суд’. Однако со временем в некоторых родственных славянских языках связь с исконным концептом «суд» была утрачена. Так, в белорусском языке утвердилась лексема лёс, доля, в украинском - доля, приречення, в польском - los, przeznaczenie, в которых сема суда отсутствует. Однако русское сакральное поле судьбы, объединявшее такие концепты, как «рок», «участь», «жребий», «доля», «беда», «лихо» в образе худой одноглазой женщины [15. Т. 1. С. 468; Т. 2. С. 66], «злыдни», невидимые существа, которые жили за печкой и приносили несчастье, «притча» ‘роковая помеха’, «авоська» ‘желанный случай, отвага’, и «талан» ‘удача’ [Там же. Т. 4. С. 388; Т. 1. С. 3], сохранило представления о судьбе как суде высших сил. В качестве иллюстрации обратимся к паремической картине мира, в которой зафиксированы обыденные, наивно-философские, сакральные, а позднее и духовные представления «русской народной личности» (Н.С. Трубецкой): Судьба придет - и по рукам свяжет; От судьбы / жребия / лиха не уйдешь; Посуленого год ждут, а суженого до веку; Рока не минуешь; Против рока не пойдешь; Жребий метать - после не хлопотать / не пенять; Бойся не бойся, а от участи своей не уйдешь; Доля во времени живет, бездолье в безвременье; Недоля пудами, доля золотниками; Не страшны злыдни в три дни, страшны в три года; На авось не надейся; Без притчи века не изживешь; Наше авось не с дуба сорвалось (то есть не бестолковое); Удача - кляча: садись да скачи; Кому есть талан, тот будет атаман; Будешь таланен, как наспишься по баням (то есть без крова) и др. Принятие Православия способствовало поиску такой формы бытия, которая соответствовала бы Божьему промыслу. Так, в русскую паремическую картину мира и бытия, с одной стороны, вошли пословицы о судьбе как заслуженной перед Богом. А с другой - в сознании укоренялось понимание общей судьбы и отношение к себе как части соборного целого: Всякую долю Бог посылает; Человек предполагает, а Бог располагает; Господня воля, наша доля; Все мы под Богом ходим; Не нашим умом, а Божьим судом; Не по нашему хотению, а по Божьему изволению; Жить - Богу служить; Кто к Богу, тому и Бог; За добро Бог плательщик; От Божьего суда не уйдешь; Где любовь, тут и Бог; Любящих и Бог любит; Бог дал день, даст и пищу; На Бога надейся, а сам не плошай; Кому что Бог даст и др. Вместе с христианскими заповедями пришло понимание того, что «только согласие с совестью дает удовлетворение в итоге этой жизни». Поэтому судьба также стала восприниматься как подчиненная «требованиям совести, ее суду, ее приговору» [16. С. 41, 38]. В этой связи заметим, что концепт «совесть» восходит к общеславянской кальке *sъvěstь, образованной от греческого слова ζυνείδηζις ‘(по)знание, получаемое вместе с кем-либо’ [11. С. 184]. Однако в русском языковом пространстве оно было переосмыслено и воспринималось как церковнославянское со значением внутреннего закона, данного человеку Богом: За совесть, за честь, хоть голову снесть; Надобно ж и совесть знать; Что того и совестить, у кого нет совести!; Наперед спросись у совести!; Стыдливый покраснеет, а бесстыжий побледнеет; Глаза - мера, душа - вера, совесть - порука; Без совести и при большом уме не проживешь; От человека утаишь, от совести (от Бога) не утаишь; Волосом сед, а совести нет; Рожа кривая, да совесть прямая; Рубаха черна, да совесть бела и др. Со временем в русское языковое сознание вошли православные смысложизненные представления: «суд совести» и «чистая совесть» как условие бытия в соприсутствии с Всевышним, а также практика «совестных судов», которые служили объединяющим началом, формируя общинный менталитет и коллективистский тип культуры. Примечательно, что в отличие от русской концептуальной картины мира и бытия, в польской и чешской лингвокультурах данный концепт воспринимается «как более рациональное чувство, которым можно управлять», поскольку в нем связь с Богом отсутствует. При этом чешское «svědomin» трактуется как «информация о нравственности, усвоенная сознанием», а польское «suminenie» - как «свидетель» мыслей и поступков, который «вершит суд» [17. С. 131]. Таким образом, в этих лингвокультурах языковая личность обладает правом самооценки и выносит себе собственный приговор. 3. Греческие концепты судьбы: «μοιρα», «τυχη» Представления греков о судьбе также восходят к индоевропейскому корню *dhē-, который послужил основой для именования «неумолимой» Дике (Δ,íχη), дочери Зевса и Фемиды, помогавшей отцу вершить суд. Но этим связь греческого мировосприятия с концептом суда исчерпывается. Позднее из Гомеровских выражений aisa esti, moira esti, которые обозначают ‘суждено’ и ‘предсказано богами’, возник миф о трех Мойрах: первая (Лахесис) назначает судьбу еще до рождения человека, вторая (Клото) прядет нить его жизни, а третья (Антропос) - неотвратимо приближает его будущее [18. Т. 2. С.169]. Таким образом, если в русском понимании судьбы и смежных с ним концептов неустранима сема суда, то греческий концепт «μοιρα» актуализирует представление о доле, которая выпадает человеку безотносительно к его собственной жизни и поступкам. Как следствие, греческая паремическая картина мира отражает более сбалансированное и оптимистичное отношение языковой личности к миру и бытию: Αλλα πασχίζει ο άνθρωπος κι άλλα φέρνει η μοίρα (Человек предполагает, а судьба располагает); Στη θάλασσα πηγαίνουν τα ποτάμια κι οι άνθρωποι κατά τη μοίρα τους (Все реки текут в море, все люди идут туда, куда их судьба направляет); Η μάνα γεννάει μα δεν μοιραίνει (Мать рожает, но судьбу не определяет); Ο,τι γράφει η μοίρα μελανό, ο ήλιος δεν τ’ ασπρίζει (То, что судьба пишет черным, на солнце не белеет); Σαν θέλει η μοίρα, ο μυλωνάς γίνεται και δεσπότης (Если судьба захочет, то и мельник станет царем); Το χαμόγελο είναι ο καλύτερος τρόπος να δείξεις να δόντια σου στη μοίρα (Улыбка - лучший способ показать зубы судьбе). Вместе с тем в греческой паремической картине мира также присутствуют «народные афоризмы» о фатальности судьбы, которые, по-видимому, восходят к представлениям о «Необратимой», «Непреклонной» и «Неумолимой» мойре Антропос [19. С. 163]. Приведем эти пословицы, обращая внимание на свойственную им побудительную модальность и выраженное предостережение с оттенком невозможности: Ο,τι η μοίρα διορίσει δεν είν’ τρόπος να γυρίσει (То, что судьбой предопределено, никак не исправить); Ο, τι γράφει η μοίρα, δεν ξεγράφει η χείρα (Что написано судьбой, рукой не вычеркнуть); Τα όσα έχ ει η μοίρα στο χαρτί, πελέκι δεν τα κόβει (Что написано судьбой, не вырубить топором). В отличие от трех мойр, Тюха (Τυχη), изначально божество слепого случая, а позднее - богиня удачи и счастливого случая, присутствует в пословицах, которым не свойственна коннотация обреченности и покорности. Но и эти «народные афоризмы» отражают оптимистичное мировосприятие (иногда с долей иронии). Возникнув в период возрастающей потребности в личностном самоутверждении и начавшегося процесса индивидуализации, эти паремии свидетельствуют о свободном самовыражении стоящей за ними языковой личности: Η τύχη βοηθά τους τολμρούς (Судьба помогает смелым); ξχω την τυχη με το μερος μου (Удача на моей стороне); Με λιγη τυχη θα τα καταφερεις (Немного удачи и все получится); Ανοιξε η τυχη μου (Мне, наконец, повезло); Τι ωραία που χορεύει κανείς, όταν του τραγουδά η τύχη (Хорошо танцует тот, кому удача подпевает); Οποιος έχει τύχη, γεννάνε και τα κοκόρια του (У удачливого и петухи несутся); Οταν η τύχη δεν βοηθά, η γνώση δεν αξίζει (Без удачи знания - ничто); Η τύχη πολύ συχνά δίνει καρύδια σ’ αυτούς που δεν έχουν πια δόντια (Судьба часто дает орехи тем, у кого нет зубов); Οι ακαμάτρες κι οι τρελές, έχουν τις τύχες τις καλές (Ленивым и безумным женщинам везет в замужестве); Η τύχη ανταμώνει τους κοντούς, μ’ αυτοί δεν την τσακώνουν (Удача встречается и коротышкам, но они не могут ее схватить). Приведем также пословицы с побудительной модальностью, которые представляют собой советы и пожелания: Αν έχεις τύχη διάβαινε και ριζικό περπάτει, κι αν είσαι κακορίζικο, κάτσε μην τυραννάσαι (Если удача на твоей стороне - действуй и успех придет. Если ты невезучий - не трать силы зря); Οποια κι αν είναι η τύχη σου, δέξου την με γέλιο (Любую судьбу принимай со смехом); Μην τηράς τα στραβά μου πόδια, αλλά την τύχη μου την ίσια (Не смотри на ноги кривые - смотри на судьбу прямую). Что же касается пословиц, возникших после принятия греками Православия, то они также внесли свой вклад в общую гармонизацию мира как Божьего творения и побуждали к соработничеству с Всевышним: Και τα ρούχα δίνει ο Θεός και την κρυώτη (Бог дает и одежду, и холод); Δίνει ο Θεός την πληγή, δίνει και το βοτάνι (Бог дает раны, он же дает лекарство); Ο Θεός δίνει τα καρύδια, αλλά δεν τα σπάζει (Бог дает орехи, но не колет их); Ο Θεός τρέφει τα πουλιά, μα δεν τους βάζει και το φαΐ στη φωλιά (Бог кормит птиц, но не кладет пищу им в гнездо); Για το γάιδαρο του τεμπέλη έκαμ' ο Θεός τ' αγκάθια (Для ленивых ослов Бог придумал колючки); Αρνί που βλέπει ο Θεός, ο λύκος δεν το τρώει (Ягненка под надзором Бога волк не тронет). Таким образом, язык, культура и повседневное бытие приобретали духовное измерение, а греческая языковая личность - сбалансированное мировосприятие и целостность. 4. Русская и греческая языковые личности через призму концептуальной и паремической картин мира По мере распада общинно-полисных отношений греческие законы всё более базировались на защите индивидуалистических ценностей, защищая права и обязанности личности, стремящейся к самоутверждению и успеху. Аналогичным образом на Руси начался процесс угасания древнерусской «семейно-родовой общины» (Г.В. Вернадский), когда с ростом имущественного неравенства повышалась значимость отдельного человека. Параллельно с развернувшимися преобразованиями общественной жизни в эволюции сознания совершался переход к художественно-героическому, а позднее и к научно-техническому (познающему) сознанию (Г.Г. Шпет). При этом новое своеобразно наслаивалось на концептуальную и паремическую картины мира, не разрушая их целостность. Несмотря на общность эволюции сознания, а также на давние межкультурные контакты и единство принятого Православного вероучения, между русской и греческой паремическими картинами мира и бытия очевидны существенные различия. Здесь мы имеем в виду прежде всего доминирующую тональность пословиц: преимущественно позитивную в греческих и, как правило, негативную - в русских. В подтверждение данного наблюдения рассмотрим собранный паремический материал через призму характерного для пословиц «аксиологического ракурса», который может быть «восходящим» (позитивным, оптимистичным) [/] или «нисходящим» (негативным, пессимистичным) [\] в зависимости от доминирующего мировосприятия и отношения к бытию [20. С. 179], Приведем русские пословицы, фиксируя их «аксиологический ракурс»: Судьба не авоська - придет и по рукам свяжет [\]; С долею в лес по грибы [/]; Кому на ком жениться, тот в того и родится [/]; Погладила меня судьба против шерсти [\]; Жребий - божий суд [/]; Много женихов, да суженого нет [\]; Где нет доли, тут и счастье не велико [\]; Хорошо тому, чья доля не спит [/]; Никто от своего рока не уйдет [\]; Ходил три дни, принес злыдни [\]; Талан не туман, не мимо идет [/]; Авоська - вор, обманет [\]. Предпринятый анализ 166 «народных афоризмов» о судьбе (см. [21. С. 216-220]) позволяет представить таксономию русских пословиц с «нисходящим» и «восходящим» оценочным оттенком как отношение 71 : 24 %. Квалификация остальных паремий (5%) вне контекста представляется затруднительной: Будь, чему быть; Как чему быть, так и быть; Чему быть, тому и статься; Держись за авось, поколе не сорвалось и др. Что же касается греческих пословиц, то их «аксиологический ракурс» можно охарактеризовать как · оптимистичный: ξχω την τυχη με το μερος μου (Удача на моей стороне); Με λιγη τυχη θα τα καταφερεις (Немного удачи и все получится); Ανοιξε η τυχη μου (Мне, наконец, повезло); Η τύχη βοηθά τους τολμρούς (Судьба помогает смелым); Σαν θέλει η μοίρα, ο μυλωνάς γίνεται και δεσπότης (Если судьба захочет, то и мельник станет царем); Το χαμόγελο είναι ο καλύτερος τρόπος να δείξεις να δόντια σου στη μοίρα (Улыбка - лучший способ показать зубы судьбе); Οποια κι αν είναι η τύχη σου, δέξου την με γέλιο (Любую судьбу принимай со смехом); Τι ωραία που χορεύει κανείς, όταν του τραγουδά η τύχη (Хорошо танцует тот, кому удача подпевает); Οποιος έχει τύχη, γεννάνε και τα κοκόρια του (У удачливого и петухи несутся); Οταν η τύχη δεν βοηθά, η γνώση δεν αξίζει (Без удачи знания - ничто); Οι ακαμάτρες κι οι τρελές, έχουν τις τύχες τις καλές (Ленивым и безумным женщинам везет в замужестве); · нейтральный в силу выраженного в них взвешенного отношения к жизненным обстоятельствам: Στη θάλασσα πηγαίνουν τα ποτάμια κι οι άνθρωποι κατά τη μοίρα τους (Все реки текут в море, все люди идут туда, куда их судьба направляет); Η μάνα γεννάει μα δεν μοιραίνει (Мать рожает, но судьбу не определяет); Αλλα πασχίζει ο άνθρωπος κι άλλα φέρνει η μοίρα (Человек предполагает, а судьба располагает); Η τύχη πολύ συχνά δίνει καρύδια σ’ αυτούς που δεν έχουν πια δόντια (Судьба часто дает орехи тем, у кого нет зубов); Η τύχη ανταμώνει τους κοντούς, μ’ αυτοί δεν την τσακώνουν (Удача встречается и коротышкам, но они не могут ее схватить); Αν έχεις τύχη διάβαινε και ριζικό περπάτει, κι αν είσαι κακορίζικο, κάτσε μην τυραννάσαι (Если удача на твоей стороне - действуй и успех придет. Если ты невезучий - не трать силы зря); Μην τηράς τα στραβά μου πόδια, αλλά την τύχη μου την ίσια (Не смотри на ноги кривые - смотри на судьбу прямую); · скорее пессимистичный, чем нейтральный: Ο,τι η μοίρα διορίσει δεν είν’ τρόπος να γυρίσει (То, что судьбой предопределено, никак не исправить); Ο, τι γράφει η μοίρα, δεν ξεγράφει η χείρα (Что написано судьбой, рукой не вычеркнуть); Τα όσα έχ ει η μοίρα στο χαρτί, πελέκι δεν τα κόβει (Что написано судьбой, не вырубить топором); Ο,τι γράφει η μοίρα μελανό, ο ήλιος δεν τ’ ασπρίζει (То, что судьба пишет черным, на солнце не белеет). Таким образом, греческие пословицы, в которых получило выражение позитивное, то есть оптимистичное и взвешенное, отношение к миру и бытию, составляют примерно 72%. И здесь перед нами встают важный вопрос: чем объясняется пессимистическая доминанта русских пословиц о судьбе? Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся, хотя бы в первом приближении, выявить сущностные (онтологические) особенности русской языковой личности, которые проявляются в ее способе бытия, а также в личностном отношении к миру, другим и окружающей действительности. Предпринятый анализ семантического потенциала лексем судьба, μοιρα и τυχη, а также возникших на их основе концептуальной и паремической картин мира позволяет сделать некоторые обобщения. Прежде всего отметим сему ‘приговора небесных сил’, которая изначально присутствовала и осознавалась в концепте «судьба». Когда же с принятием Православного вероучения на смену унаследованных представлений о «суде богов» пришли понятия «Божий Суд», «Страшный суд» и «Судный день», они также привнесли с собой мощный экзистенциально-онтологический импульс, объединявший своих исповедников. Параллельно с развернувшимися преобразованиями общественной жизни в эволюции сознания совершался переход к художественно-героическому, а позднее и к научно-техническому (познающему) сознанию (Г.Г. Шпет). При этом новое своеобразно наслаивалось на концептуальную и паремическую картины мира, не разрушая их целостность. Несмотря на общность эволюции сознания, а также на давние межкультурные контакты и единство принятого Православного вероучения, между русской и греческой паремическими картинами мира и бытия очевидны существенные различия. Здесь мы имеем в виду прежде всего доминирующую тональность пословиц: преимущественно позитивную в греческих и, как правило, негативную - в русских. В подтверждение данного наблюдения рассмотрим собранный паремический материал через призму характерного для пословиц «аксиологического ракурса», который может быть «восходящим» (позитивным, оптимистичным) [/] или «нисходящим» (негативным, пессимистичным) [\] в зависимости от доминирующего мировосприятия и отношения к бытию [20. С. 179], Приведем русские пословицы, фиксируя их «аксиологический ракурс»: Судьба не авоська - придет и по рукам свяжет [\]; С долею в лес по грибы [/]; Кому на ком жениться, тот в того и родится [/]; Погладила меня судьба против шерсти [\]; Жребий - божий суд [/]; Много женихов, да суженого нет [\]; Где нет доли, тут и счастье не велико [\]; Хорошо тому, чья доля не спит [/]; Никто от своего рока не уйдет [\]; Ходил три дни, принес злыдни [\]; Талан не туман, не мимо идет [/]; Авоська - вор, обманет [\]. Предпринятый анализ 166 «народных афоризмов» о судьбе (см. [21. С. 216-220]) позволяет представить таксономию русских пословиц с «нисходящим» и «восходящим» оценочным оттенком как отношение 71 : 24 %. Квалификация остальных паремий (5%) вне контекста представляется затруднительной: Будь, чему быть; Как чему быть, так и быть; Чему быть, тому и статься; Держись за авось, поколе не сорвалось и др. Что же касается греческих пословиц, то их «аксиологический ракурс» можно охарактеризовать как · оптимистичный: ξχω την τυχη με το μερος μου (Удача на моей стороне); Με λιγη τυχη θα τα καταφερεις (Немного удачи и все получится); Ανοιξε η τυχη μου (Мне, наконец, повезло); Η τύχη βοηθά τους τολμρούς (Судьба помогает смелым); Σαν θέλει η μοίρα, ο μυλωνάς γίνεται και δεσπότης (Если судьба захочет, то и мельник станет царем); Το χαμόγελο είναι ο καλύτερος τρόπος να δείξεις να δόντια σου στη μοίρα (Улыбка - лучший способ показать зубы судьбе); Οποια κι αν είναι η τύχη σου, δέξου την με γέλιο (Любую судьбу принимай со смехом); Τι ωραία που χορεύει κανείς, όταν του τραγουδά η τύχη (Хорошо танцует тот, кому удача подпевает); Οποιος έχει τύχη, γεννάνε και τα κοκόρια του (У удачливого и петухи несутся); Οταν η τύχη 123 Метафизика, 2022, № 3 (45) δεν βοηθά, η γνώση δεν αξίζει (Без удачи знания - ничто); Οι ακαμάτρες κι οι τρελές, έχουν τις τύχες τις καλές (Ленивым и безумным женщинам везет в замужестве); · нейтральный в силу выраженного в них взвешенного отношения к жизненным обстоятельствам: Στη θάλασσα πηγαίνουν τα ποτάμια κι οι άνθρωποι κατά τη μοίρα τους (Все реки текут в море, все люди идут туда, куда их судьба направляет); Η μάνα γεννάει μα δεν μοιραίνει (Мать рожает, но судьбу не определяет); Αλλα πασχίζει ο άνθρωπος κι άλλα φέρνει η μοίρα (Человек предполагает, а судьба располагает); Η τύχη πολύ συχνά δίνει καρύδια σ’ αυτούς που δεν έχουν πια δόντια (Судьба часто дает орехи тем, у кого нет зубов); Η τύχη ανταμώνει τους κοντούς, μ’ αυτοί δεν την τσακώνουν (Удача встречается и коротышкам, но они не могут ее схватить); Αν έχεις τύχη διάβαινε και ριζικό περπάτει, κι αν είσαι κακορίζικο, κάτσε μην τυραννάσαι (Если удача на твоей стороне - действуй и успех придет. Если ты невезучий - не трать силы зря); Μην τηράς τα στραβά μου πόδια, αλλά την τύχη μου την ίσια (Не смотри на ноги кривые - смотри на судьбу прямую); · скорее пессимистичный, чем нейтральный: Ο,τι η μοίρα διορίσει δεν είν’ τρόπος να γυρίσει (То, что судьбой предопределено, никак не исправить); Ο, τι γράφει η μοίρα, δεν ξεγράφει η χείρα (Что написано судьбой, рукой не вычеркнуть); Τα όσα έχ ει η μοίρα στο χαρτί, πελέκι δεν τα κόβει (Что написано судьбой, не вырубить топором); Ο,τι γράφει η μοίρα μελανό, ο ήλιος δεν τ’ ασπρίζει (То, что судьба пишет черным, на солнце не белеет). Таким образом, греческие пословицы, в которых получило выражение позитивное, то есть оптимистичное и взвешенное, отношение к миру и бытию, составляют примерно 72%. И здесь перед нами встают важный вопрос: чем объясняется пессимистическая доминанта русских пословиц о судьбе? Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся, хотя бы в первом приближении, выявить сущностные (онтологические) особенности русской языковой личности, которые проявляются в ее способе бытия, а также в личностном отношении к миру, другим и окружающей действительности. Предпринятый анализ семантического потенциала лексем судьба, μοιρα и τυχη, а также возникших на их основе концептуальной и паремической картин мира позволяет сделать некоторые обобщения. Прежде всего отметим сему ‘приговора небесных сил’, которая изначально присутствовала и осознавалась в концепте «судьба». Когда же с принятием Православного вероучения на смену унаследованных представлений о «суде богов» пришли понятия «Божий Суд», «Страшный суд» и «Судный день», они также привнесли с собой мощный экзистенциально-онтологический импульс, объединявший своих исповедников. 124 Владимирова Т.Е. Русская языковая личность как объект металингвистики В результате лексема судьба по-прежнему сохраняет связь с сакральным первообразом «приговора небесных сил» и с христианским «Божьим Судом». Как следствие, русскую концептосферу отличает не только общая мистическая коннотация, но также пессимистическая тональность мировосприятия и экзистенциальная неудовлетворенность собственным бытием, которые не характерны для греческой языковой личности. Действительно, с развитием предпринимательства, прав и обязанностей личности архаичная вера в персонифицированные греческие мифообразы постепенно уходила в прошлое. Но и в современной Греции «μοιρα» по-прежнему ассоциируется с судьбой, которая выпала человеку, а «τύχη» - с удачей. О различии семантических потенциалов рассматриваемых концептов и их значимости в языковой картине мира свидетельствует также следующий факт. Согласно статистическим данным, в русском языке востребованность концепта «судьба» почти в 2,9 раза выше, чем концепта «удача», в чем, повидимому, проявляется общее неверие россиян в удачу. А в греческом языке, напротив, концепт «τυχη» в 2,7 раза более употребителен, чем «μοιρα» [22; 23. С. 30). Стремясь к целостному рассмотрению пословиц о судьбе, уподобим рамматриваемый фрагмент паремической картины мира и бытия иерархически организованному множеству, в котором верхний ряд включает пословицы с унаследованным мистическим отношением к судьбе как суду высших сил: Судьба придет - и по рукам свяжет; Рок виноватого найдет; От судьбы / жребия / лиха не уйдешь; Жребием упадшему трудно вставать; За совесть, за честь, хоть голову снесть и др. Тогда в низший ряд войдут паремии, допускающие насмешливое, ироничное и даже уничижительное отношение к судьбе и ее предопределению: Губа не дура, да судьба злодейка; Удача - кляча: скачи да кричи; Суженого и на свинье не объедешь; Моя доля, с чашкой в поле; Ходил три дни, принес злыдни; С рожи болван, а во всем талан и др. К этой же группе отнесем и антипословицы, которые «создаются по моделям, свойственным традиционным паремиям», поэтому их «прототип сразу узнается носителями языка» [24. С. 100]. Этот жанр уходит корнями в далекое прошлое и поэтому справедливо рассматривается как древний: Кому суждено повеситься, тот не утонет; Одним судьба улыбается, другим гримасничает; Человек сам выбирает свою судьбу из той единственной, что ему досталась [25. С. 468]. Философичные и, как правило, ироничные антипословицы также развивали самосознание и рефлексию, вызывая ощущение внутреннего очищения. Кроме того, в них проявляется всё большая свобода суждений, оценок и житейских наставлений, нередко с вульгарным, оскорбительным и даже грубым подтекстом [Там же]. Так, в поисках лучшего способа бытия пришло понимание сбалансированности хорошего и плохого в жизни и утвердилось 125 Метафизика, 2022, № 3 (45) отношение к бытию как взаимодействию противоположных начал. Соотнесем эту ступень в развитии сознания с культурно-историческим этапом, за которым, согласно Г.Г. Шпету, следует философско-культурный. Таков «русский тип мировосприятия как свободно активный, лишенный жесткости и натиска, а потому открытый, благоприятствующий для внешних, сторонних воздействий». Сформировавшаяся на этой основе «этнофилософия многоголосия и протеизма, вместе с тем это философия веры, не исключающая известного отстранения предмета веры ради сопряженной с ним идеи (признака)» [26. С. 194]. Такова и русская языковая личность, стоящая за концептуальной и паремической картинами мира, в которых соприсутствуют подчас не сопрягаемые понятия, представления, ценностные ориентиры и идеалы. Заключение. О трансфере культурных смыслов из концептосферы одной культуры в другую Развиваемый в статье металингвистический подход к рассмотрению русской и греческой языковых личностей через призму концептов «судьба», «μοιρα» и «τυχη» опирается на данные онтологии, этнопсихолингвистики, лингвокультурологии, когнитивной лингвистики и когнитивной лингводидактики. Но он представляется необходимым, так как переводная семантизация нередко искажает не только понятийную, но и культурно-историческую целостность концепта. В результате это осложняет понимание греками русской языковой личности и их вхождение в мир русской культуры. Действительно, в становлении русской языковой личности велика значимость сакральных представлений о суде, «установленном богами», а позднее - о «Божьем Суде» и, наконец, о суде собственной совести. Более того, концепт «судьба» как «понятие с плотным ядром» дополнялся в русском концептуальном и паремическом пространстве смысловыми приращениями в силу его сопряженности с такими экзистенциальными понятиями, как «смысл жизни», «счастье», «вера», «совесть», «ответственность», что также затрудняет его осмысление греками. Вместе с тем последнее вполне вероятно, так как для греческой языковой личности, а также для рассмотренных концептов и паремий не типичны мистическая коннотация, пессимистическая тональность мировосприятия и экзистенциальная неудовлетворенность. Дальнейшее изучение данной проблематики связано с раскрытием механизмов, которые способствуют глубинному пониманию в греческой аудитории русских концептов и паремий, а на этой основе и языковой личности. Это объясняется тем, что вхождение в пространство иной культуры влечет за собой перенастройку унаследованного образа мира и знаково-знаниевой системы родного языка, которые не достаточны для понимания иной языковой личности со свойственными ей этнопсихолингвистическими, социокультурными и экзистенциально-онтологическими особенностями. Здесь мы имеем в виду культурный трансфер (от лат. transferre - ‘переносить’, ‘направлять’), который заключается в «исследовании механизмов 126 Владимирова Т.Е. Русская языковая личность как объект металингвистики “культурного перемещения” смыслов», возникающих при соприкосновении различных культурно-языковых кодов [27. С. 5]. Первостепенное значение при этом приобретает «конструирование некоторого общего содержательного поля, через посредство которого и достигается некоторый уровень взаимопонимания» [28. С. 108]. Так, создавая в ходе сопоставления русских концептов и возникших на их основе пословиц с греческими эквивалентами, преподаватель обращает внимание на семантизацию и возможные способы перевода. В заключение подчеркнем, что культурный трансфер, сформировавшийся в 80-е гг. прошлого века, является в наше время важной исследовательской парадигмой. Особую значимость трансферизация приобретает при переводе, где критерием адекватности культурного трансфера служит «соблюдение эпистемологической гомогенности объединяемых знаний на основе принципа соответствия» [29. С. 55].

Об авторах

Татьяна Евгеньевна Владимирова

Российский университет дружбы народов

доктор филологических наук, профессор факультета гуманитарных и социальных наук Российская Федерация, 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6

Список литературы