“CONCRETE METAPHYSICS” OF THE SCIENCE OF THE PHILOSOPHER FR. PAVEL FLORENSKY

Full Text

Павел Александрович Флоренский, философ-ученый, выпускник физико-математического факультета МГУ и МДА, 140-летие которого прошло в 2022 году, хорошо известен как трагически погибший в 1937 году философ, но не так широко известно, что он выдающийся физик и математик, глубокий и оригинальный учёный. О нем философ С.Н. Булгаков, близко его знавший, писал: «…он является редким и исключительным полигистром, …Я знал в нем математика и физика, богослова и филолога, философа, историка религий, поэта, знатока и ценителя искусства и глубокого мистика» [1]. В статье рассматриваются некоторые научно-философские аспекты П.А. Флоренского. Выражение «конкретная метафизика» Флоренский использовал в труде «Иконостас» [2], написанный им в 1922 году. Эта книга интересна тем, что он, как историк и член комиссии по охране памятников старины и искусства Троице-Сергиевой Лавры (1918-1920 гг.), понимал, что происходит, когда все имущества церковных и религиозных обществ, по декрету 1918 года, стали «народным достоянием». Поэтому сохранению истории, значения и технологии изготовления православной иконы было уделено им большое внимание. Рассматривая иконы как «…возвещение истины всякому, даже безграмотному» и понимая, что при новой власти религиозная грамотность будет утеряна, он, для сохранения искусства иконописи, которая: «…есть метафизика бытия, - не отвлеченная метафизика, а конкретная», и написал эту работу. Наряду с этим в этом труде им была высказана интересная и актуальная в настоящее время мысль. Полагая иконостас с иконами как границу «между миром, видимым и миром невидимым», Флоренский через рассмотрение конкретных сновидений приходит к заключению, что в них: «…время бежит, …навстречу настоящему, …Оно вывернуто через себя, и… вместе с ним вывернуты и все его конкретные образы. А это значит, что мы перешли в область мнимого пространства (здесь и далее выделения текста автора статьи)». Сформулировав идею мнимого пространства, расшифровал: «Идя от действительности в мнимое, натурализм дает мнимый образ действительного… и тем даваемое им делается высшею реальностью». Это, по аналогии с математикой, можно интерпретировать как некую комплексную реальность, состоящую из реального объекта и его мнимой части - той информации о нем, которая получена научным, творческим и философским путем, как результат мыслительного процесса. В этом, как писал Флоренский: «…золотая формула мира невидимого соединяется, но не смешиваясь, с красочными формулами мира видимого, принадлежащими науке и философии». Его вывод о «мнимом пространстве» объединяет это произведение с другой его значительной работой, опубликованной в 1922 году, - «Мнимости в геометрии» [3], написанной им еще будучи студентом физико-математического факультета МГУ в 1902 году, в которой он впервые придал физическую и геометрическую трактовку мнимости, как он писал: «Новая интерпретация мнимостей заключается в открытии оборотной стороны плоскости и приурочении этой стороне - области мнимых чисел», где: «…физический смысл устанавливаемого понятия о „полярности плоскости“ как геометрического образа». Это широко применяемые в технике понятия о двойных электрических слоях, полупроводниковых структурах и т. п. То, что эти работы взаимно дополняют друг друга, говорит выбивающейся из общего рассмотрения, дописанный им к этой работе в 1922 году дополнительный параграф, посвященный «Божественной комедии» Данте, где он пишет: «…предложенное здесь истолкование мнимостей… по-новому освещает и обосновывает Аристотеле-Птолемее-Дантово миропредставление». Флоренский показал здесь себя выдающимся схоластом, применив при рассмотрении передовые физические знания того времени, чтобы соединить с ними религиозные воззрения, задав в конечном итоге вопрос: «Разве это не есть пересказ в физических терминах - признаков идеи, по Платону, - бестельных, непротяженных, неизменяемых, вечных сущностей?» Свою главную мысль, ради которой, как представляется, и был написан этот параграф, он формулирует так: «…мнимость параметров тела должна пониматься не как признак ирреальности его, но - лишь как свидетельство о его переходе в другую действительность. Область мнимостей реальна, постижима…». Желание донести именно идею «мнимого пространства» связано и с пояснением к обложке, где он прямо формулирует: «Действительность… есть воплощение отвлеченного в наглядный материал, из которого и было получено отвлеченное; мнимость - это воплощение того же самого отвлеченного, но в наглядном материале… действительность есть адекватность абстрактного и конкретного (категоричность), а мнимость - символичность (аллегоричность)». Инновационная идея переноса физических и математических представлений о мнимости в область духовных, мысленных представлений, безусловно, была для него важна, и её он хотел донести этим параграфом. Об этом говорят и издание им книги за свой счет и письмо в цензуру, где он писал: «Посему… я могу просить о небольшом снисхождении - не урезывать в заключительном параграфе книжки, которая по самому содержанию своему не может выйти из весьма узких кругов повышенного умственного уровня…» [4]. Издать «Иконостас» с этой его идеей было тогда невозможно. Надо ли говорить, что именно за этот параграф философами того времени он подвергся жесткой критике не понявших смысла этого параграфа. Мысль Флоренского о мнимом пространстве стала особенно актуальной в наши дни в связи с созданием оборудования и программ искусственного интеллекта (ИИ). Внутри себя ИИ формируют своё мнимое пространство, определяющее достоверность решений. Все ошибочные решения - результат недостоверности и неполноты мнимого пространства у принимающего решения индивидуума - человек ли это или ИИ. Представляется, что для предотвращения катастрофических соревнований и решений в мире должен быть один всемирный ИИ с наиболее полным и адекватным, пополняемым человечеством, «мнимым пространством». Конкретную метафизику своих представлений Флоренский высказывал как о науке в целом, так и о конкретных ее областях. В своей первой крупной философской работе «Столп и утверждение истины», выдвинувшей его в ряд ведущих философов того времени, он уже затрагивает вопрос об условиях возникновении науки: «Два чувства, две идеи… необходимы… для… возникновения науки: во-первых, чувство и идея, имеющее своим содержанием возникновение единства…; во-вторых, чувство и идея, утверждающие подлинную реальность… Эта антиномия… является основой современной науки; вне её - нет науки» [5]. В 1922 году, уже работая в комиссии «Карболит», он пишет работу «Наука как символическое описание» [6]. В этом произведении в полной мере проявилась его эрудиция в вопросах развития истории философии науки. Он щедро цитирует высказывания ученых XIX века, когда европейская наука совершила великие открытия в физике, которую он серьезно начал изучать в 12 лет, когда ему подарили учебник физики для высшей школы, который, по его свидетельству, он много раз перечитывал. О физике в своей статье он пишет, что она: «…есть описание, …это может быть воплощено и в абстрактные символы математики, и в конкретные образы механики. Но… ни математические формулы, ни механические модели не устраняют реальности самого явления…». Для того чтобы: «…объяснить физическое явление, надо установить его. Но установить - это значит опытно открыть, какие именно величины q определяют его, измерить их и связать их между собой и со временем». И если эти связи установлены, то в дело вступает математика, так как эти параметры могут быть связаны через дифференциальные уравнения, «если даны дифференциальные уравнения параметров, то тем самым явление описано». Физика, которая есть: «…царица наук, по своему месту и развитию, но и основная материя науки… есть не что иное, как язык», пишет он, так как «во всей науке нет… ничего такого… что не было бы сказуемо… хотя и не с равным удобством и краткостью, - и словесною речью». Заключив, что «общее основоначало всех наук - именно то… что все они суть описания действительности. А это значит: „…они суть язык и только язык“. А также: „Все, растворимое сознанием, претворяется в слово“». Таким образом, и математика, и физика, являясь языками, предназначенными для описания действительного, реального явления (объекта), взаимно дополняя и объясняя реальную действительность, формируют «мнимое пространство» об объекте в результатах исследований. Это говорит о необходимости знания этих языков, занимающихся научными исследованиями специалистов, которым нужно понимание как о физических методах исследований и объяснений, так и о математических методах и подходах. Это касается как естественнонаучных исследователей, так и математиков. Именно глубокие знания физики и математики, о которой он писал еще студентом, что она для него «…это ключ к мировоззрению», позволяли П.А. Флоренскому формулировать оригинальные мысли и заключения. В 1924 году, после перехода на работу в электротехнический институт (ГЭЭИ, с 1925 года ВЭИ), им была написана книга «Диэлектрики и их техническое применение» [7], послужившая фундаментом нового научного направления - материаловедение, а само это слово было введено в оборот им. В книге он писал: «Производить и потреблять энергию - такова задача техники… основное задание техники - направлять энергетические процессы…Энергия имеет склонность рассеиваться… задача техники… наводить порядок, упорядочивая энергию, перераспределение энергии достигается в технике через изоляцию... от окружающей среды». В книге он дал подробное объяснение свойств диэлектриков, проводников и полупроводников. В ВЭИ специалисты использовали книгу более полувека, такова была проработка вопроса. О своем переходе от религиозно-философской деятельности, как он писал в своем дневнике, к «…низинам практической жизни - технике» [4], после революции 1917 года он написал во время первого ареста в 1928 году в объяснительной в ОГПУ, следующее: «Я избрал прикладную физику… Совершенно сознательно я встал на путь дисциплины мысли и подчинил свои интересы и влечения не своему хотению, а ближайшим практическим нуждам государства» [4], в стране тогда, это было выполнение планов ГОЭЛРО. Его работа в ВЭИ не располагала к большим философским обобщениям. Тем не менее в 1929 году, уже после первого ареста и освобождения в 1928 году, он пишет письмо академику В.И. Вернадскому, где ставит ряд конкретно метафизических вопросов. Констатировав, в письме, что будущее за биофизикой и биохимией, пишет: «…следует считать событием огромной важности, что явление жизни, наиболее близкий нам доступный и бесспорный факт» [4] и высказывает свое видение по вопросу возникновения жизни: «…установка эмпирических изысканий должна… идти… глубже в строение вещества. Ведь… схематизм современных моделей атома исходит из метафизического механизма, который в самом основании… отрицает явление жизни». Такая постановка вопроса о механизме возникновения жизни фундаментальна в своей основе и далее пишет: «…мы должны настаивать на категориальном характере понятия жизни, то есть коренном… не выводимом из наивных моделей механики факте жизни, но наоборот их порождающем» и формулирует интереснейшую мысль: «Мое убеждение, что… биосферический лозунг должен повести к эмпирическим поискам каких-то биоформ и биоотношений в недрах самой материи…». Исследовать материю на предмет поиска механизма зарождения жизни в ней - это смелая и конкретно метафизическая постановка вопроса. Если такой механизм взаимодействия или частица внутри атомного ядра существует, то это означало бы, что возникновение биосферы запрограммировано изначально и при наличии оптимальных условий, то есть определенной суммы различных физических полей и времени, жизнь возникает обязательно, синтезируясь из элементарных частиц и при этом во вполне стандартные формы. Но в таком случае, вся наша Вселенная - это Вселенная Духа, с точки зрения возникновения биологической жизни. Видимо, Природе для своего развития и преобразования необходима такая форма существования материи, в том числе и разумные её формы, для исследования, осмысления и формирования адекватного «мнимого пространства». Из этого следует, что основное предназначение человечества для Природы - изменение её на основе философских и научных исследований, так как такой путь энергетически эффективнее, чем путь проб, ошибок и отсеивания неудачных биоформ. Развивая в письме свою мысль дальше, Флоренский высказывает идею о том, что, возможно, имеется механизм также и обратного влияния, так как «…духовная сила всегда остается в частицах тела, ею оформленного, где бы и как бы они не были рассеяны и смешаны с другим веществом. Следовательно, вещество, участвовавшее в процессе жизни… остается навеки в этом круговороте». Безусловно, это так, ведь биологические формы жизни состоят из конкретных элементов, не исчезающих из круговорота биосферы, но он идет дальше и высказывает мысль: «…о существовании в биосфере, или, может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой… особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот духа», что сейчас просматривается в существовании интернета и, придав вселенский смысл своим идеям, пишет: «Это заставляет подозревать существование и соответственной особой сферы вещества в космосе», что можно интерпретировать как возникновение информационного поля, формирующегося в процессе существования биологической материи. Неоднократно наблюдаемые интегральные реакции животных на приближающиеся природные катаклизмы (землетрясения, цунами и т. п.) косвенно указывают на наличие подобного феномена. Высказанные в письме мысли связаны с его давней мечтой ещё со студенческих лет, когда в одном из писем он писал, что видит необходимость: «Среди ученых - движение в сторону религии, среди духовных - в сторону науки. Взаимодействие с философией с обеих сторон, которая служит соединительным звеном…» [4]. Занявшись физикой и прикладными исследованиями, после религиозной и духовной деятельности, Флоренский не оставлял мысль о соединении научных и духовных представлений в единое философское мировоззрение на основе реальных фактов и идей. Письмо было понято и принято академиком В.И. Вернадским и установило между ними на долгие годы взаимодействие и понимание. Флоренский много писал о работе в ВЭИ. В частности, предназначение технического научно-исследовательского института, он видел в том, что у него «…научно-технический горизонт… должен быть шире. …Из этой координирующей функции вытекает… и необходимость быть инициативным и организационным центром… ВЭИ должен впоследствии взять на себя функцию учебного заведения, стоящего над высшей школой» [4], но этому не суждено было сбыться. В начале 1930 года директор и организатор ВЭИ, профессор К.А. Круг назначил профессора П.А. Флоренского своим заместителем по науке: «…с подчинением ему отделов: Вакуум-технического, Рентгенотехнического, Измерительного и Светотехнического и с сохранением за ним заведывания отделом Материаловедения» [4]. Это было необходимостью, так как институт тогда сильно расширился, а Флоренский был наиболее компетентным во многих вопросах, но власть решила, что назначение на такую должность, не снявшего с себя сан священника является политическим вызовом. Уже весной К.А. Круг был уволен, все старые руководители отделов смещены, но впоследствии они, как и Флоренский, были переведены на должности научных руководителей отделов. Его активная научно-техническая деятельность продолжалась как в ВЭИ, так и в «Технической энциклопедии», где им было написано свыше 120 статей. В 1932 году Флоренским в журнале «Социалистическая реконструкция и наука» публикуется статья «Физика на службе математики» [8], где он выступил против подхода к математике как самодостаточной науке, не нуждающейся как в прикладном опыте физического характера, так и в вычислительных устройствах, а это: «…существенно ущербляет математику и со стороны практической приложимости, и со стороны философского мировоззрения», так как «…математика из жизни исходит, ею питается и ей же служит». Ведь «чтобы придумать математический механизм, необходима ясность математических рассуждений; но и придумать математическую формулу - это значит уметь конструировать. Формула есть воплощение отвлеченных понятий в некотором конкретном материале - в слове, в буквах, в знаках; она есть конструкция…». Иллюстрируя свои мысли о математике, физике и математических устройствах, он предложил три конкретные конструкции вычислительных устройств: «…для решения алгебраических и некоторых трансцендентных уравнений (изобретение автора); электроинтегратор (прибор автора)», основанных на различных физических законах, в частности на электростатике и гидростатике, придуманных им ещё в 1922 году. Эти конструкции ставят его в один ряд с основоположниками вычислительной техники в стране, что обосновано и тем, что в ВЭИ тогда начинали работу будущие создатели ЭВМ в стране и будущие: член-корреспондент И.С. Брук (ВЭИ 1925-1930 гг.); академик С.А. Лебедев (ВЭИ 1926-1947 гг.). Профессор и член Ученого совета П.А. Флоренский был единственным специалистом в институте, разбирающимся в вопросах вычислительных устройств. В институте в то время проводились работы С.А. Лебедевым по созданию модели распределенной электрической сети, фактически аналоговой вычислительной машины, на которой отрабатывались различные режимы работы ЛЭП. Невозможно представить, чтобы обсуждения вопросов на эту и другие темы проходили без участия члена Ученого совета ВЭИ, профессора П.А. Флоренского и, следовательно, его влияния на становление молодых и талантливых сотрудников, как, в частности, и на его прямого ученика, будущего академика, К.А. Андрианова. Его активная работа в ВЭИ продолжалась до февраля 1933 года, когда он был арестован подмосковным ОГПУ. Так как обвинение было полностью сфабриковано, а следствию нужны были конкретные факты, то оно вспомнило, что в объяснительной в 1928 году Флоренский написал: «Осмеливаюсь думать, что мои мысли, если бы было время и силы изложить их письменно, - лет через 20 будут обычными» [4]. Ему дали время и возможность писать, а в результате появилась крупная, проработанная и актуальная в настоящее время, работа - «Предполагаемое государственное устройство в будущем» [9], где он изложил свое видение на «…самозамкнутое, соответственно независимо от оценок внешнего мирового рынка…» государственное устройство России. То, что в настоящее время эта работа имеет актуальное значение, говорит о его политическом, научном и философском предвидении. В частности, в ней о науке он писал: «…современная экономика… зависит от техники, а последняя обусловлена научным исследованием, то… научному… исследованию принадлежит значение решающее». Коснулся в ней он и темы творчества, волновавшей его, если знакомиться с его дневниками. С юношеской поры, в частности, он пишет: «Творческая личность не делается, никакие старания искусственно создать ее - воспитанием и образованием - не приводят к успеху. …Творческая личность - явление редкое… и выискивать ее надо по крупицам». Государство того времени не ценило его творческий потенциал и, использовав это его произведение против него же, осудило и отправило его на 10 лет в ссылку в г. Свободный для изучения проблемы строительства в условиях вечной мерзлоты. Такова была экономическая подоплека репрессий. Осенью 1934 года, после его отказа от эмиграции в Чехословакию, которую предлагала организация ПОМПОЛИТ и его жена, привезшая ему на подпись необходимое ходатайство, распоряжением НКВД он был направлен в Соловки, что сделало невозможным контакты с семьей и эмиграцию, кардинально изменив его жизнь [4]. Его письма из Соловецкого лагеря, посвященные множеству научных, технических, бытовых проблем, хорошо иллюстрируют этот период его жизни. Трудно было ожидать, что при норме не более трех писем в месяц возможно было раскрытие серьезных проблем, однако одно из них выделяется глубиной освещенных в нем вопросов. Ранее, весной 1936 года, можно прочитать: «…дело моей жизни разрушено… я работал не для себя и не для своих выгод, и если человечество… сочло возможным начисто уничтожить то, что было сделано… то тем хуже для человечества. <…> Достаточно знаю историю и историч. ход развития мысли, чтобы предвидеть то время, когда станут искать отдельные обломки разрушенного» [4]. Изучение его наследия и есть поиск обломков разрушенного «человечеством», а точнее, государством того времени. В своем письме № 55 от 3 апреля 1936 года [10], а по сути научной работе, он сформировал целостную картину, посвященную вопросу «…реальности или ирреальности… пространства и времени», что, как известно, «…есть основная задача естествознания». Его система доказательств, несомненно, представляет научный и философский интерес. Особенно интересно то, что для доказательства он применил своё понятие - «мнимой поверхности», ввел новое понятие - «материя-энергия» и указал на важный для техники - «потенциал формы» и понятие - «скорость времени». Очевидно, что ограниченность лагерного письма не могла служить полноте доказательств, но основное было в нем изложено. Рассмотрев подходы к этой проблеме известных философов и использовав понимание пространства и времени по Минковскому, он пишет, что доказательство реальности пространства-времени «…лежит в указании на факт существования… асимметрии и необратимости». Объяснив асимметрию на примере перчаток, где отсутствуют различимые признаки, перешел ко времени: «Асимметрия во времени есть необратимость… быть во времени - значит быть необратимым, то есть историчным». Рассматривая необратимость, через 2-й принцип термодинамики, вводит новое понятие, назвав его: «…принципом рассеяния материи-энергии», так как «…материя характеризуется признаками энергии, а энергия - признаками материи». Использовав свое понятие мнимой плоскости, переходит к аналитическому доказательству через понимание смысла нормалей контура поверхности и, опираясь на принцип рассеяния материи-энергии, заключает: «…физическое пространство-время не может не мыслиться, хотя может быть и чрезвычайно большим, но, тем не менее, обладающим каким-то определенным содержанием. А это ведет к утверждению кривизны пространства-времени». Дальше он пишет интересную мысль, основанную на глубоком понимании физики процессов и собственных исследований: «…кривизна поверхности есть физический фактор явлений» и вводит очень важное понятие: «…существует потенциал формы, ибо форма создает силовое поле, определяющее ход явлений». Позднее это было продемонстрировано как Кирлиан-эффект. Это важное для практики понятие, указывающее на необходимость учета кривизны поверхности реальных объектов, участвующих в электрических, химических и других взаимодействиях. Он разъясняет, что «…структура материи, как ее временно-пространственная форма… характеризует собою свойства данного материального образования. …Все процессы происходят на поверхности», и особо выделяет: «на границе между ВНУТРИ и ВНЕ», и заключает: «…кривизна поверхности не есть абстрактная кривизна геометрии, а кривизна по всем координатам, то есть и по времени», и делает важный вывод, что: «Ход явлений на поверхностях разной кривизны различен». Из этого следует, что время - производная, в частности, от кривизны, а не константа и для каждого условия оно своё, что ставит вопрос о физической сущности времени. О «скорости времени» он пишет, что, если «…наблюдаем извне кривую поверхность и находим, что ход реакций на ней ускоренный… это значит, что у него большая кривизна» и делает приписку: «Мною найдена зависимость этой скорости и потенциала от кривизны», показывающая на реальность его выводов. В конце переписки по этому вопросу, пишет: «…сохрани в памяти… это мое принципиально важное соображение». Эти письма читал и отвечал на них академик В.И. Вернадский. В мае 1937 года он напишет большое письмо, где перечислит свои важнейшие работы в разных областях, таких как: математика; философия и история философии; искусствоведение; электротехника; изучение йода; физика мерзлоты; использование водорослей. В июне 1937 года, в ответ на запрос Вернадского, Флоренский напишет письмо, вызывающее много вопросов, - о «промышленном» способе добычи тяжелой воды, применяемой для замедления нейтронов и ускорения ядерных реакций. Это интересно тем, что он был одним из немногих, понимавших смысл и значение ядерной энергии, о чем писал еще в 1925 году в статье «Запасы мировой энергии» [11]. В ней он, рассмотрев все виды энергии на Земле, пишет: «…может быть обещающих в будущем многое» это: «…теплота Земли (если таковая в самом деле имеется, о чем можно ставить вопрос) и внутренняя энергия атомов, выделяющаяся при распадении атомов на электроны. Эта энергия должна быть чрезвычайно велика». Понимал он и опасность этой энергии, написав: «Каждый атом… есть нечто взрывчатое. Но разлагаясь, он должен внезапно выделить часть своей энергии, и мощность этого выделения в миллион раз превзойдет мощность взрыва наисильнейшего из химически-взрывчатых веществ». Отметив: «Медленность разложения материи есть, конечно, условие длительности существования мира. …Нужны особые деятели, чтобы вызвать или ускорить разложение материи. Вероятно, на свою же пользу мы пока почти не владеем такими деятелями: иначе судьба Земли была бы весьма шаткой». Так он писал за 20 лет до первого атомного взрыва. Это было его предпоследнее письмо из лагеря и последнее на научную тему. После этого письма связь с ним прервалась. В период с 8 по 10 декабря 1937 года, в составе второго Соловецкого этапа в количестве 502 человек, где-то между Медвежьегорском и Лодейном полем, погиб Павел Александрович Флоренский. Место гибели не снявшего с себя сана священника, философа, ученого, о. Павла Флоренского до сих пор неизвестно.

About the authors

V. G. Dmitriev

References

Supplementary files